Хренников, Тихон Николаевич

Тихон Николаевич Хренников (1913—2007) — советский композитор и общественный деятель.

Народный артист СССР (1963). Профессор МГК имени П. И. Чайковского с 1966 года. Герой Социалистического Труда (1973). Лауреат Ленинской премии (1974), трёх Сталинских премий второй степени (1942, 1946, 1952), Государственной премии СССР (1967). Первый секретарь СК СССР.

Родился 28 мая (10 июня) 1913 года в Ельце (ныне Липецкая область) десятым ребёнком в семье приказчика у местных купцов; мать — Варвара Васильевна — домохозяйка.

Увлёкся музыкой во время пребывания в Ельце В. Агаркова, стал заниматься с Анной Федоровной Варгуниной. Зимой 1927—1928 прибыл в Москву и показал свои произведения Агаркову, который отнёсся к нему с симпатией и посоветовал сначала закончить среднее образование в Ельце, а затем учиться в Москве. Весной 1929 года окончил школу-девятилетку; написав письмо Михаилу Гнесину и получив положительный ответ, поступил в число студентов техникума Гнесиных. Окончил Музыкальное училище имени Гнесиных (1932) и Московскую консерваторию (1936), ученик В. Я. Шебалина и Г. Г. Нейгауза.

В 1939 году написал оперу «В бурю» (1939), которая стала «первым успешным опытом претворения в музыке революционной темы», в ней Хренников впервые вывел в опере В. И. Ленина. В 1950 году написал оперу «Фрол Скобеев» (1950). Писал музыку к спектаклям и фильмам, в том числе «Свинарка и пастух» (1941), «В шесть часов вечера после войны» (1944) и т. д. В его музыкальном спектакле «Доротея» (и других) одну из главных ролей на премьере исполнял оперный певец Леонид Екимов. В 1941—1956 отвечал за музыкальную часть в ЦАТСА.

Уже в 1930-е гг. Хренников вошел в официальную обойму советских композиторов, представляя «композиторскую молодёжь».

Наряду с другими официальными представителями советской культуры — Н. И. Челяповым, Н. Я. Мясковским, Н. К. Чемберджи, С. Н. Василенко, В. А. Белым, А. М. Веприком, А. И. Хачатуряном, Б. С. Шехтером, М. Л. Старокадомским, Г. Н. Хубовым, В. И. Мурадели, В. М. Юровским, Л. В. Кулаковским, Хренников подписал заявление, приветствовавшее «приговор Верховного Суда СССР, вынесенный предателям родины, фашистским наемникам — М. Н. Тухачевскому, И. Э. Якиру и другим».

Долгое время распространялась легенда о том, что советские музыканты в период правления Хренникова якобы не подвергались репрессиям, не арестовывались и т. д. В интервью, данном пианисту Яше Немцову 8 ноября 2004 г. в Москве, Хренников утверждал, что благодаря его заступничеству, был «тут же освобожден» «задержанный» композитор Моисей Вайнберг, и то же произошло с А. М. Веприком. В действительности, Веприк провел в Гулаге четыре года, а Вайнберга, вышедшего на свободу в июне 1953 г. спасла от преследований и, возможно, гибели, смерть Сталина. Данные о репрессиях в отношении музыкантов после 1948 г. лишь начинают публиковаться, но и обнародованные свидетельства подтверждают массовый характер преследований.

В 1949 году Хренников подверг уничтожающей критике молодого композитора Александра Локшина, воспользовавшись формулировками одного из идеологов сталинизма, Павла Апостолова; при этом «модернистскому» творчеству Локшина в качестве образца истинного, народного по духу искусства была противопоставлена кантата «Сон Степана Разина» Галины Уствольской. Это выступление вызвало возмущение М. Ф. Гнесина, обвинившего Хренникова, не осмелившегося критиковать Локшина в профессиональной среде, в двуличии. Результатом погрома явилось изгнание Локшина из академической среды.

Как руководитель Союза композиторов, Хренников не сделал ничего для отмены приговора в отношении первой жены С. С. Прокофьева, Лины Ивановны, арестованной 20 февраля 1948 года. по сфабрикованному обвинению, или хотя бы облегчения ее участи в лагере. Никто не заступился за сыновей Прокофьева, принудительно выселенных из своей квартиры. После возвращения Лины Ивановны из лагеря Союз композиторов не помог улучшить стесненные жилищные условия первой семьи композитора — за семью заступились Ирина Архипова и Зураб Соткилава. Первая семья Прокофьева подвергалась систематическим унижениям: так, по свидетельству Святослава Прокофьева, Лине Ивановне, лично приглашенной министром культуры Франции на открытие мемориальной доски Прокофьева в Париже, Союз композиторов ответил: «Считаем вашу поездку нецелесообразной». На церемонии присутствовал Хренников со всей своей семьей. Лину Ивановну Прокофьеву не пустили и на открытие оперного театра в Сиднее. В то же время, Святослав Прокофьев отмечал типичную логику функционера: при случае Хренников мог и помогать «в границах, когда не было угрозы его собственному положению и карьере […]. Но эти границы никогда не переходил».

Идеологические кампании 1948—1949 годов против «формалистов» в музыке непосредственно продолжили так называемую «борьбу с космополитами» — политику государственного антисемитизма, расцветшего после Второй мировой войны и проявившегося в самых разных формах, в том числе в искусстве — от знаменитых идеологических постановлений, деклараций официальных писателей и критиков до омерзительных карикатур и площадной антисемитской брани в журнале «Крокодил». Историки государственного антисемитизма в СССР называют Тихона Хренникова в ряду наиболее активных поборников «чистоты русской культуры». При этом в советской официальной политике и до, и после смерти Сталина постоянно проводилась четкая граница между «хорошими советскими евреями» и «нацистами-сионистами». Этой «партийной линии» следовало руководство Союза композиторов, клеймившее «сионистских агрессоров», «агентов мирового империализма» и расправлявшееся с «идеологически порочными», «враждебными» явлениями в советской музыкальной культуре. Понятие «сионист» зачастую использовалось как жупел в борьбе с неугодными режиму людьми разных национальностей, вероисповеданий, убеждений и т. д. (Рославец, Николай Андреевич). «Борьба с формалистами» проводилась также в других странах: по свидетельству Дьёрдя Лигети, после официального визита Хренникова в Будапешт, в 1948 году был снят с репертуара балет Б. Бартока «Чудесный мандарин»; буквально за ночь были перенесены в запасники полотна французских импрессионистов и проч. В 1952 году Лигети чуть не был лишен права на преподавание за то, что демонстрировал студентам запрещенную партитуру «Симфонии псалмов» И. Ф. Стравинского, — Лигети спасло личное вмешательство З. Кодаи.

После смерти И. В. Сталина Хренников сохранил свои позиции и оставался на протяжении более 40 лет единственным руководителем советской музыки. В это время Хренников написал оперы «Мать» (1957), «Золотой телёнок» (1985), балет «Любовью за любовь» (1976), «Гусарская баллада» (1979), оперетту «Сто чертей и одна девушка» (1963) и т. д. Поддерживал «партийную линию» в музыке, участвовал в гонениях на композиторов (см. Хренниковская семёрка). Замалчиванию или систематическим нападкам подвергалось наследие русского авангарда, а также его исследователи. Так, многие годы третировался немецкий публицист Детлеф Гойовы (1934—2008), пропагандировавший на Западе «новую советскую музыку 20-х гг.». Публицисту, ославленному антисоветчиком, до 1989 года был запрещен въезд в СССР; копии его статей, пересылаемых коллегам, арестовывались советской таможней. В свою очередь, не выпускались за границу отечественные музыковеды, занимавшиеся наследием русского авангарда (см. Рославец, Николай Андреевич).

С 1961 года преподавал в МГК имени П. И. Чайковского (с 1966 года – профессор).

В последнее десятилетие свой жизни Хренников негативно высказывался о лидерах перестройки, распаде СССР и ликвидации соответствующих структур: «Здесь было предательство наших руководителей. Я считаю предателем партии и предателем народа Горбачева и его приспешников, которые специально устроили травлю советского искусства […]».

Действительный член Международного Леонардо-клуба.

Умер 14 августа 2007 года в Москве. Похороны прошли в Ельце 17 августа 2007 года. Ещё за несколько месяцев до своей кончины Тихон Николаевич говорил о том, что хотел бы быть похоронен в Ельце, в городе, где он родился, который он очень любил, где были похоронены его родители. Администрация города, посоветовавшись с внуком и дочерью композитора, решила похоронить его в саду его собственного дома-музея, где он родился.